Сергей Алёшин, шеф-дизайнер лаборатории экспериментальной мебели «Алёшин-студия»

«Задача дизайнера — создать продукт, который будет адекватен рынку, востребован на нем. Сегодня создавать товар нашим фабрикам помогает не собственный — российский — дизайнер, а уже готовые западные образцы. Такова реальность».

Сергей, на мой взгляд, пылкие дискуссии на тему «российский дизайн» — это, простите, кампанейщина и своего рода «отраслевое» лукавство. Мы тревожимся по поводу острого дефицита дизайнерских кадров. Печалимся, что никак не складывается отечественная дизайнерская школа. Что специалистов этого профиля выпускают всего два вуза…

— Но это же факт! Профессиональную подготовку по специальности «проектирование мебели» дают только «Строгановка» в Москве и Художественно-промышленная Академия в Питере. Совместными усилиями они выпускают 20 человек в год. Половина — девушки, которые, получив диплом, как правило, выходят замуж и рожают детей. То есть, «сухой остаток» — 10 специалистов. Из них кто-то устраивается на работу в шикарные мебельные салоны, кто-то занимается живописью, кто-то — дизайном интерьера... В итоге из 20 потенциальных дизайнеров мебели на производство попадают в лучшем случае один-два. И это на всю бескрайнюю страну.

Картина действительно безрадостная. Согласна. Но вопрос вот в чем: насколько нуждается сегодня наша мебельная индустрия в оригинальных авторских разработках? Насколько востребован — на деле — отечественный дизайн? Дайте ответ как практик и реалист.

— Видите ли, у нас есть… такая удобная машина времени: садишься в самолет, через 3 часа ты — в Кельне. Или в Милане. И все проблемы решены!

Чтобы создавать собственный кондиционный продукт, нужно иметь дизайнера или бюро — раз, технологов и конструкторов — два. Это очень дорого. Надо ли тратить большие финансовые ресурсы, если можно заплатить полторы-две тысячи долларов и получить все в лучшем виде? Я слетал за границу, посмотрел, что выставляют ведущие фирмы. Я знаю, что их мебель отлично продается в Европе, значит, она будет пользоваться успехом и здесь. Через полгода я эту мебель адаптирую и поставлю на поток.

Дизайн — один из основополагающих элементов в системе маркетинга. Задача дизайнера — создать продукт, который будет адекватен рынку, востребован на нем. Сегодня создавать товар нашим фабрикам помогает не собственный — российский — дизайнер, а уже готовые западные образцы. Такова реальность. Дефицит востребованных рынком товаров есть. А дефицита российского дизайна нет.

Так стоит ли обсуждать проблему?

— Стоит. Хотя бы потому, что чем ближе ВТО, тем больше зарубежных компаний будет выходить на наш рынок. Скопированные образцы приедут к нам в оригинальном исполнении. Рядом не абстрактная, а совершенно конкретная юридическая угроза. И некоторые компании с ней уже столкнулись.

Вы имеете в виду судебные иски, которые готов предъявить г-н Ниери?

— Да, Ниери, Натуцци… Дизайн — это все-таки интеллектуальная собственность. За банальное воровство рано или поздно приходится платить. Цитирование, конечно, происходит повсеместно: в одном котле варимся. Однако есть совершенно четкие критерии определения авторских прав.

Но дело не только и не столько в этике. Поточное клонирование «протестированных» западом разработок вообще чревато. Оно приводит к тому, что на рынке возникает однородная товарная масса. Заходишь в мебельный магазин, а там — похожие шкафы, тумбы, диваны. Ты думаешь: «Бог с ним, с этим магазином» и идешь в следующий, где сценарий в точности повторяется.

«Одинаковость» опасна тем, что мешает развитию. Это аморфная бесперспективность. Тупиковый путь.

Если фирма узнаваема, у нее появляются поклонники, постоянные клиенты, она получает свой гарантированный кусок пирога. Собственное лицо — это колоссальное конкурентное преимущество. И наоборот: у компании безликой положение на рынке нестабильно. Начинается ценовая игра, гонка за скидками. В такой изматывающей борьбе трудно устоять.

Чтобы преодолеть эту «мертвую зону» необходим творческий рывок? Иначе говоря, нужен дизайн. Так?

— Да, дизайн. Именно дизайнеры помогли многим компаниям с громкими именами обрести свое «я».

Только один пример. Извините, из «тамошних». Giorgetti. Эта фирма когда-то была «одной из многих». Но все изменилось после появления молодого и изобретательного «рационалиста» Умберто Аснаго. Этот дизайнер создал новый великолепный стиль Giorgetti. И ее мировую славу.

Но установка на индивидуальность — это ломка сложившихся бизнес-стереотипов. Ты привычно ориентируешься на «среднюю температуру» по рынку, приглядываешь за ближайшими конкурентами, и вдруг оказывается, что надо рисковать…

— Риск — вопрос воли. Многие российские мебельные компании располагают сегодня отличной производственной базой. Эту базу просто надо осознать как средство прорыва, и, что называется, «дотянуть». Нужна другая концепция бизнеса. Как только фабрики начнут глубже использовать свои технологические возможности, это послужит мощным толчком для развития дизайна. И наши российские дизайн-студии будут реально востребованы.

Вы говорите — студии. Во множественном числе. Но, насколько мне известно, самостоятельных дизайнерских структур, подобных «Алешин-студия», в России больше нет. Вы — единственные.

— Это правда. Есть энтузиасты-«одиночки»: частные дизайнеры, которые пытаются реализовать свои проекты, «прислонившись» к какой-нибудь фабрике или фирме. Но студийных аналогов не существует. Они есть на Западе, однако зарубежная практика у нас малоизвестна. Кстати, западные дизайн-бюро, как правило, полифункциональны. Я затрудняюсь назвать те, что целенаправленно занимаются только заказами для мебельной индустрии. А у нас студия целевая. Она создавалась, чтобы разрабатывать образцы и коллекции мебели для серийного промышленного производства. Теперь наши профессиональные интересы несколько шире, но они «родственные»: это мебель плюс окна, двери, колонны, панели, фризы, то есть элементы интерьера.

Зарубежные студии осуществляют, как правило, концептуальную и образную проработку изделий. Результат их усилий — 3D-модель, которую доводят до реального производства конструкторы и технологи самой компании-заказчика. Что делаете вы?

— Мы ведем проект от и до — начиная с глубокого всестороннего анализа рынка в целом и конкретного товарного сегмента в частности, заканчивая полной технологической проработкой изделия и технологией вывода товара на рынок. То есть, с одной стороны, мы создаем полноценную маркетинговую концепцию. С другой — прототип изделия. Не макет, а именно прототип, адаптированный к конкретному производству, с учетом всех возможностей данного клиента — технических, кадровых, финансовых и так далее.

Чтобы создать студию, мне потребовалось три года. До этого проекта был, конечно, набор знаний, опыта. Необходимо было понять, нужно ли вообще идти по такому пути.

Основное время занимал подбор и подготовка кадров. Ребят я буквально собираю по стране. Выезжаю на выставки, на защиты дипломов — в те ближние и дальние архитектурные вузы, где есть кафедры промдизайна.

Мне нужно было собрать команду, которая сможет работать в связке над решением какой-то задачи. Команда — это сумма различных взглядов, проявление разных индивидуальностей. Желательно, чтобы в коллективе были женщины. Женский взгляд на дизайн мебели — это необходимая вещь.

Команда — это художники-проектировщики, конструкторы, технологи, филологи и психологи.

Художники у нас — после «Строгановки», после питерской художественно-промышленной академии. Из МАМИ (кафедра дизайна и проектирования автомобилей), из нижегородского архитектурного. Плюс независимые студенты-дизайнеры, которые выступают со своим мнением на худсоветах.

Конструкторы — ребята с дипломами «Бауманки» и МАИ, то есть те, кто занимался автомобильной и авиационной техникой. Технологи — с лесотехническим образованием…

Все сотрудники проходят обязательный курс подготовки — в зависимости от того, каким образованием обладают. Учебная программа включает несколько тематических блоков. Художественно-исторический — это достаточно краткий курс истории искусств. В основном, история интерьера и история мебели. Плюс основы композиции и колористики. Примерно 60 академических часов.

Следующий блок — введение в специальность, связанный с предметом труда: технология обработки древесины, конструирование изделий из древесины, станки-инструменты, термическая обработка древесины, древесиноведение. Этот курс рассчитан на 150 часов. Обучение — на базе Московского Университета леса и Университета сервиса.

Далее блок, который можно условно назвать психологическим. Хотя мы его сознательно строили, опираясь не на психологию, а на психотерапию, поскольку в ней отражены субъектные и субъектно-объектные отношения.

Мы пытаемся создать глубокий образ для заказчика. Здесь важно все — характеристики материалов, фактур, тактильные ощущения, легенда… Все аспекты должны быть хорошо скоррелированны, должны дополнять, усиливать, насыщать друг друга.

Далее. Чтобы студия могла выполнять задачи от идеи до прототипа, ей нужна исполнительная мастерская с достаточно широкими технологическими возможностями. Поэтому я приобретал оборудование. Пусть оно не высокопроизводительное, но универсальное. И позволяет выполнять задачи, связанные с созданием объектов. Мастерская называется Лабораторией экспериментальной мебели. Здесь делаются макеты в натуральную величину, идет конструкционная проработка изделий, проводится испытание интересных технологических приемов... В марте, например, на выставке Fidexpo мы продемонстрируем принт на шпоне. На той же Fidexpo можно будет посмотреть придуманный нами остроумный узел: одним винтом связаны три плоскости, и он их держит…

А какова, собственно, методология создания объекта?

— Все начинается с техзадания. Впрочем, чаще всего клиент не может четко сформулировать, чего хочет.

Как не может? По идее, должно быть иначе: фабрики исследуют рынок, вычисляют, что будет продаваться, и приходят к дизайнеру с более-менее оформленными пожеланиями и заказами.

— У нас к дизайнеру приходят, как будто у него в кармане лежит волшебная палочка. «Сделайте, — говорят, — мне что-нибудь этакое»… То есть, я щас тут ка-а-ак выдам, и завтра все это будет продаваться! Элемент инфантильной наивности вообще очень характерен для русского человека. Мы, в принципе, к этому готовы: выслушиваем, разговариваем, пишем сами все необходимые бумаги. Обычно на предварительные переговоры уходят десятки часов. И уже на этой начальной стадии мы честно выкладываемся. Понемногу клиент что-то осознает.

Первоначально он приезжает к нам с настроем отдать, ну, долларов пятьсот. Потом думает, что выложит тыщи две… А когда до него доходит, что хорошая коллекция, допустим, мягкой мебели, стоит тысяч 100 —150 (впрочем, мы, может быть, ужмемся и скромненько уложимся тысяч в 70), клиент оказывается не готов к подобному развороту событий.

Ему ведь чего надо? Всего-навсего — пару кроваток по 200-300 долларов. Я пытаюсь объяснять, что за одну кровать нет смысла браться, предлагаю: давайте мы сделаем хорошую коллекцию, с нормальной подачей, с каталогом, с мастер-макетом… Кстати, у нас есть абсолютно проработанная коллекция мебели для аудио-видеотехники. Предназначалась для компании «Васко». Очень концептуальная. Только в производство она не пошла, хотя можно запустить хоть сегодня. Похожие вещи уже продаются в престижных салонах.

Сейчас мы заканчиваем коллекцию диванов для фабрики «Авангард». «Италия глазами русских»…

А почему, собственно, вы настаиваете на коллекциях и не хотите браться за отдельные вещи?

— Объясню. Основная цель компании, производящей мебель, — эту мебель реализовать. Средой, в которой потребитель встретится с мебелью, будет демонстрационная площадка в магазине. Архитектор, проектирующий интерьер, может позволить себе вписать в жилое пространство любой подходящий диван. Потому что этот диван в комнате один. А дизайнеру диванов приходится оперировать другой системой координат. Он «обустраивает» интерьер магазина. Когда создана коллекция, она органично встает на подиум. И сама по себе, сама для себя создает среду. Покупатель входит в магазин — и подиум его «заманивает».

Я, кстати, удивляюсь иногда тому, сколько сил и средств мебельщики тратят на выставки, поскольку считают, что выставка — главный способ привлечения оптовика, продавца. Пока такая агитация не актуальна. Гораздо важнее научить продавца организовать у себя в магазине грамотную подачу мебели. Ведь на самом деле экспозиция на выставке — вторична. Главная подача мебели должна осуществляться в салоне.

Я предлагаю вернуться к проблемам взаимоотношений с заказчиком. Остаются юридические аспекты, финансовые, наконец.

— К сожалению, в России нет никакой юридической базы, никакой отработанной документации, связанной с таким видом деятельности. Мы стали создавать собственные версии технико-лицензионных договоров с заказчиками. Попросили итальянцев прислать нам их варианты. Пока взяли за основу договоры, по которым работает Союз дизайнеров России, но откорректировали их.

Крайне трудно выстраивать финансовые отношения. Как происходит оплата? Когда? Что является предметом передачи, переходит ли собственность в права клиента, и если да, то в какой момент? Масса вопросов. Мы тут выступаем пионерами. Описываем стадии утверждения, поскольку финансовые взаимоотношения зависят от того, на какой стадии клиент хочет получить разработку.

Принципиально есть два пути. Первый: оговаривается стоимость определенной работы. Называть сейчас какую бы то ни было сумму смысла не вижу, потому что она всегда индивидуальна. Но, скорее всего, сумма будет небольшой, так как риски для фабрики в этом случае достаточно высоки.

Вторая методология позволяет в определенной степени риски поделить. Мебельная фабрика заказывает дизайн-студии разработку и оценивается дизайнерский продукт (во всяком случае, за рубежом) от трех до двенадцати процентов от объема продаж готовой мебели. Подчеркиваю — не от прибыли, а от валового дохода. В этом случае риски разделяются. Может быть обозначен срок отчислений. Но, как правило, он не оговаривается. Пока модель или коллекция продается, дизайн-студия получает свой процент. В принципе, у мебели более-менее определенный «жизненный цикл». Разработка снимается с производства — значит все.

Допустим, «Алешин-студия» готова делить риски с производителем.

— В этом случае мне очень важно понять серьезность намерений мебельной компании. У нас практически нулевая юридическая защита, поэтому приходится разговаривать на языке цифр. В зависимости от сложности задачи я объявляю цену «входного билета», который служит подтверждением тех самых серьезных намерений. Чтобы не получилось так: собрались, договорились, подписали бумажки, студия выдала продукт, а продукт в производство не пошел. Не сложилось.

У Вали Юдашкина я видел, как выглядит грамотный лицензионный договор. Это целый том: все прописано до деталей. Возможно, когда-нибудь и мы к этому придем. Но сегодня подобная казуистика явно отпугнет заказчиков. Если клиент готов платить, — значит, он действительно заинтересован в твоих усилиях, идеях и работе. И никакие особые договорные бумаги тут не нужны.

Сколько это стоит? Разговор каждый раз очень конкретный.

Спросите мебельщика: сколько будет стоить его табуретка?

А какая табуретка? Может, она должна быть с вертикальным взлетом или со складывающимися ножками...

Причем, мы понимаем, что вложения в создание коллекции — это только первый взнос. Потом надо продукт поставить на поток, да еще вывести на рынок. Вообще глобальная формула успеха — когда клиент безумно верит, что все получится. Создание коллекции происходит в процессе общения, в постоянном диалоге. Заказчик уже знает, о чем идет речь, он проникается, он находится в плену у этого образа. Проект становится и его собственным. И если на вопрос: «кто тебе это сделал?" — он ответит — «я сам», — это и будет самый замечательный ответ.

И еще о деньгах. Я хочу пожелать всем мебельщикам, чтобы они стали богатыми. Чтобы могли побольше ездить, смотреть и думать. Чтобы у них было время для фантазии. Фантазии дадут прорыв потребностям.

Любой бизнесмен — творческая личность. Человек создал компанию. Она что-то выпускает. Какой-то этап решен. После этого наступает возможность реализовать творческие потребности. Хочется выделиться из массы. Это приходит. Поэтому я и хочу, чтобы все наши бизнесмены были богатыми. Тогда обязательно свершится прорыв.

Записала Ирина Владимирова

28 февраля 2003 (№16)